Флибустьеры Чёрного моря - Страница 41

Единодушно все одобрили его идею о создании мощного промышленного центра в междуречье Днепра и Дона, основываясь на приднепровской руде и угле Придонья. Аркадий припомнил, что уже в это время в Швеции началось бурное развитие металлургии. Выяснилось, что двух-трёх шведов в войске запорожском найти можно. Тут же решили послать их на родину для тайной вербовки металлургов и инженеров. Оставалось найти для этого деньги. Останавливаться на деталях вроде того, что о крекинге* имеет очень смутное знание, а о том, где расположены коксующиеся угли, никакого, Аркадий не стал. Давно понял, что неприятности лучше переживать по мере поступления.

Много ещё о чём успели поговорить за это время казаки. Учитывая обстоятельства, к ним уже можно было причислить и Аркадия, хотя обычному человеку нужно было пройти стадию ученичества. Несколько раз беседу прерывали характерники, продолжавшие беспокоиться о ранах на ногах Аркадия. Каждый раз ему приходилось отгонять тревогу по поводу долговременности своего пребывания в этом мире. Однако интересная беседа с выдающимися личностями помогала быстро загнать беспокойство в самый далёкий уголок сознания.

На следующее утро двинулись в путь спозаранку. Отдохнувший Аркадий переносил путь много легче, вероятно, не в последнюю очередь благодаря болеутоляющему, которое характерники перестали экономить. Через несколько часов лошади вдруг стали. Попаданец удивился, для дневки было рановато.

— Что там? — спросил он у ехавшего рядом Сирка, сильно смущавшегося вчера при рассказах о своих будущих подвигах.

— След орды. Большой орды, во много сотен, если не в тысячи всадников. Пойди мы, как хотели, вчера днём они нас без оружия стоптали бы, копытами.

Вид у знаменитого в будущем характерника и гетмана был несколько пришибленным, а взгляд, которым он смотрел на Аркадия, странноватым.

"Ну, стоптали или нет, ещё мы бы посмотрели. ППШ с кучей снаряженных дисков и рожков — серьёзный аргумент для беспрепятственного прохода по степи. Но чего это он так смотрел на меня? А! Так я ж вчера, не желая ехать дальше, заявил, что нам не надо ехать из-за татар. Они теперь думают, что я предвидел возможность встречи с ордой. Ну и пускай думают! Легендой больше, легендой меньше… Интересно, что будут рассказывать в будущем о деяниях Москаля-чародея?"

* — Автор знает, что крекингом обычно именуют процесс разделения нефти (и не только) на фракции, но у бедолаги попаданца в голове в этом момент была жуткая каша. Вот он и попутал.

Тяжела ты, булава гетманская.

30 березня 1637 года от Р. Х.

Исчезновение Юзефа, надёжнейшего своего джуры, рекомендованного отцами из ордена Иисуса Сладчайшего, Филипп обнаружил утром. Удивился и ничего не подозревая, послал поискать его вокруг. Десятник личной сотни, хороший казак, но уж очень… православный, Михайло Спыс (копьё), через некоторое время доложил, что Юзефа (притворно принявшего православие и получившего новое имя, но называемого всеми по-старому) в таборе нет. Сегодня спозаранку он оседлал трёх лошадей и выехал на север.

— Сказал, по твоему поручению, батьку.

— Я его никуда не посылал.

— Да откуда же страже об этом знать? Проверять его слова, будить тебя в голову никому не пришло. Все ведали, что он доверенный твой человек, никто не усомнился в его словах.

Филипп не захотел терять лицо перед казаком, поблагодарил его и отослал прочь. Сам же глубоко задумался. От кого угодно он ожидал неприятных сюрпризов, только не от Юзефа, истового католика, шляхтича древнего рода, родственника самих Гонсевских.

"Что погнало его прочь из табора, да тайком от меня? Заподозрил в предательстве? Так не с чего. А по другим случаям он бы обязательно спросился, прежде чем выезжать. Непонятно. И тревожно. Если Юзеф посчитал меня предателем и донесёт об этом представителю ордена в Киеве, то… трудно будет оправдываться. Ясно, что его приставили не только помогать мне, но и следить. Но я же не предавал! Будем надеяться, что славящиеся своей рассудительностью отцы из Киевской коллегии ордена не будут выносить опрометчивых и поспешных решений".

Не так себе представлял Филипп гетманскую участь. Совсем не так. Абсолютная по древнему обычаю власть оборачивалась бессилием. Должное для наказного гетмана уважение — издевательским пренебрежением со стороны одного из подчинённых. Вместо торжества гордости от достигнутого звания и порученной тайной миссии, его душу терзали страх разоблачения и неуверенность в своих силах.

"А тут ещё выходка Юзефа! Ну почему он сбежал?!"

Долго мучиться над этим вопросом гетману не дали татары. Они попытались атаковать табор с севера, откуда их не ждали. Но казаки в походе редко дают возможность врагу тайно подкрасться к себе вплотную. Не получилось и на этот раз у татар. Один из дозоров засёк их на приличном расстоянии, дал знать своим. Филипп приказал привести табор в боевое положение. Казаки, прикрываясь телегами, даже передвигаться могли. Отдав необходимые приказы, пошёл смотреть на отхлынувших от первого же залпа, но не ускакавших татар.

Быстро прояснилось, что вокруг крутились несколько небольших чамбулов, общей численностью около полутора тысяч всадников. И, естественно, тысячи три-четыре лошадей. В походы на одной лошади ни татары, ни казаки никогда не ходили. Чего хотели эти храбрецы, было непонятно. Слово храбрецы здесь употреблено в самом что ни на есть прямом смысле слова. Одолеть тысячу запорожцев, засевших в таборе, они вряд ли смогли бы, даже имея десятикратное численное преимущество. А при приблизительном равенстве в людях татары, не имея реальных шансов на победу, очень рисковали. Несравненно лучше вооружённые и обученные военному делу казаки могли сильно огорчить ногаев, несмотря на как будто безопасное расстояние, которого они придерживались. И те это наверняка понимали.