Флибустьеры Чёрного моря - Страница 20

— Это кто?

Иван от вопроса скривился, будто уксуса вместо горилки хлебнул.

— Содомиты. Три дня назад их застали за стыдным делом, теперь вот таскаем за собой, казнить некому.

— А что с катом случилось?

— Каким катом? Среди лыцарей ката не может быть!

— Эээ… а кто же тогда их казнить будет? Или так и будете таскать за собой, пока не помрут?

Иван объяснил Аркадию, что преступников у них казнят другие преступники. Вот кто-нибудь проштрафится по-крупному, он и казнит содомитов. Повесит их или на кол посадит. Обычно пойманных на однополой любви в Запорожье вешали. И будет ждать, когда появится следующий претендент на повешенье или присаживание на кол. Впрочем, на кол сажают или в воде топят редко.

Аркадия такая решительность в борьбе с неправильной ориентацией весьма впечатлила.

— Слушай, ты мне сегодня краткий курс о законах запорожцев прочитай, чтоб невзначай в неприятности не влипнуть.

Иван явно встревожился.

— Ты, что… тоже… этим грешишь?

Аркадий не сразу понял, что скрывается под словом "этим", очень уж устал и был озабочен, но когда сообразил, поспешил успокоить собеседника.

— Да нет! Содомией не грешу и отношусь к ней крайне отрицательно. Но у вас ведь не только за это казнят? Ты уж перечисли мне, пожалуйста, чего нельзя делать ни в коем случае. — Аркадий невольно оглянулся на несчастных. — Да и этих казаков, честно говоря, жалко. Там ведь, как я понимаю, не было насилия. Казнить за это, по-моему, перебор.

— Пе-ре-бор? Почему — перебор? Чего перебор?

Пришлось Аркадию объяснять карточный термин.

— Мне их и самому жалко, особенно старшего, Охрима Впрысядку. Хороший казак, не раз в походы ходил, нигде за спинами товарищей не прятался. И какой бес его соблазнил на это?..

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Ээх! Ничего. Судьба. Считай, они уже мёртвые, в аду обретаются. В другое время, может, мне Охрима удалось бы спасти, но не сейчас. Наказной атаман… чтоб ему!.. меня сильно не любит и моего друга в живых не оставит.

— А может, он за свои заслуги перед православием не в ад попадёт?

— Содомиты все на адские муки обречены! — Ни мгновенья не сомневаясь, ответил Иван. — Так в библии записано.

Аркадий спорить не стал. Учился он ещё в советской школе, рос в интеллигентной семье, о посмертной судьбе и её зависимости от поступков человека его познания были крайне скромными. Выходец из двадцать первого века к вопросу содомии (наверняка, и многим другим) относился иначе, при всём его отвращении к типам наподобие Бори Моисеева. Приходилось смиряться с мыслью, что придётся приспосабливаться к законам и нравам времени, в которое попал. Отчего сразу особенно сильно разболелись все благоприобретённые болячки.

Однако его надежды на снятие боли и спокойный отдых быстро развеялись, как дым. В шатре характерника — Аркадий отметил для себя, что развернули шатёр люди, явно подчинённые Ивану — тот быстро осмотрел раны товарища, признал их успешно заживающими, втёр в ноги какой-то порошок. После медпроцедур характерник предложил, поужинав, заняться делом. Обсуждением с кузнецами предложений самого Аркадия по улучшению вооружения запорожцев. Кстати, двух своих джур Иван тут же услал в Запорожье (Сечь, естественно, город появился существенно позже), приказав следом третьему ехать к кому-то, Аркадий не расслышал имени, в какой-то там паланке (административная единица у запорожцев, наподобие области).

Протесты Аркадия, требования дать ему, усталому и больному, прийти в себя остались без последствий. Они натолкнулись на гранитную уверенность Ивана, что такие мелкие болячки и столь незначительное путешествие не повод для оттягивания важного дела. Аргумент, что ничего в походе кузнецы переделывать не смогут, на характерника тоже не подействовал.

— Сделать-то на ходу, конечно, не сделают. Зато успеют обдумать, как лучше сделать сразу по прибытии к донцам. Нам ведь там, по твоим словам, прямо сразу в бой идти.

— Я не говорил, что сразу.

"Вот будет фокус, если я попал в какое-то параллельное измерение, где донцы никаких планов по завоеванию Азова не лелеют! Иван явно не из тех людей, которые легко смиряются с подобной дезинформацией. Вон и адъютантов своих, на ночь глядя, хрен знает куда послал. Хотя почему хрен знает куда? Может, и недалеко. Только вот, хоть расстреляй меня сейчас, не помню, где была в тридцать седьмом Сечь?"

Кулеш, принесённый каким-то казаком, вряд ли победил бы на соревновании поваров. Делался он, судя по результату, по принципу "пожирней и побольше". Ещё дня три назад Аркадий такую гадость и в рот бы отказался взять, но двое суток без еды здорово повлияли на его вкусовые пристрастия. Сожрал (слово "съел" для описания этого процесса совершенно не подходило) всё, что дали. Жаловаться же на незначительность порции не пришлось. Однако отдых, вполне заслуженный, настоятельнейшим образом требуемый организмом, откладывался на потом. В шатре начали собираться кузнецы.

К совещанию с Иваном и Аркадием были поначалу допущены трое. Точнее, Васюринский послал гонцов к четверым, но один кузнец, славившийся склочным характером Юхим Великий, приходить, даже по вызову знаменитого куренного атамана, отказался.

— Да была бы честь предложена. Сам потом будет жалеть! — так отреагировал на отказ Иван.

Пришедшие кузнецы, все как один, были кряжистые и мускулистые, но разного роста. Высокую их самооценку невозможно было не заметить. И они, в отличие от аборигенов в некоторых развесёлых романах, к новациям совсем не рвались. Какой-то шмаркач для них авторитетом не был. Начинали сомневаться в любом предложении Аркадия. Да и стиль изложения у попаданца из-за языкового барьера и раскардаша в голове был неубедительным.